Кольцо власти
Кремль решает противоречивую задачу: как построить рыночную экономику в отдельно взятой стране
Smart Money
Дмитрию Медведеву не позавидуешь. Его президентство началось с побед: от спорта до конкурса «Евровидение». Легко править под девизом «Завтра будет лучше, чем сегодня». Но пятидневная война и мировой финансовый кризис изменили ландшафт до неузнаваемости. Этой осенью в первом же президентском послании Медведеву придется донести до избирателей, что праздники кончились и начались послевоенные будни.
Российская суверенная демократия выдержала испытание грузинским кризисом, впрочем, как и сам президент Медведев, оказавшийся если не «ястребом», то уж точно не «голубем». Так думают собеседники SM из числа кремлевских чиновников и близких к власти экспертов. Но война рассорила Россию с Западом. «Вместо того чтобы сделать серьезные выводы в отношении провалившейся попытки Саакашвили силовым путем разрешить многолетний конфликт, в НАТО в очередной раз продемонстрировали поддержку развернутой им кампании дезинформации», — возмущается российский МИД. Уже довольно похоже на стандартные заявления еще советского МИДа по ситуации на Ближнем Востоке, просто там речь шла об агрессивном Израиле, которому помогают те же США со своими европейскими союзниками. Власть пока не может объяснить гражданам, что происходит: началась ли уже новая холодная война или нет, какие ценности отстаивает Россия и отразится ли внешнеполитический кризис на внутреннем экономическом курсе. Но объяснять придется.
Идеологическая работа идет. В начале сентября, спустя две недели после признания Москвой отколовшихся от Грузии республик, первый замглавы администрации Кремля Владислав Сурков посоветовал публике забыть про пресловутую «оттепель» и любую другую «политическую слякоть». Почти сразу тезис идейного вдохновителя начали цитировать «единоросcы» — глава думского комитета по труду и социальной политике Андрей Исаев и вовсе заявил, что «оттепель» придумали журналисты. Отчасти он прав.
И О ПОГОДЕ
Дискуссии об изменении климата начались еще до мартовских выборов президента. Когда Владимир Путин выбрал в качестве преемника либерала Медведева, а не силовика Иванова, возникло ожидание если не смены, то хотя бы корректировки курса. Казалось, и ход предвыборной кампании подтверждал такие прогнозы. Главный кандидат держался подчеркнуто спокойно, афоризмов вроде «мочить в сортире» в народ не запускал. Наоборот, главный идеологический тезис Медведева звучал вполне либерально: «Cвобода лучше, чем несвобода», а его приоритеты — так называемые четыре «И», то есть институты, инфраструктура, инновации и инвестиции, — были сформулированы на языке уже давно положенной на полку реформаторской программы ЦСР образца 2000 г.
Правда, наблюдатели отчасти попались на удочку политтехнологов. «Без лишней мобилизации» — так формулировали стиль кампании члены избирательного штаба Медведева. Преемнику не нужно было бороться за доверие избирателей: отстроенная вертикаль власти позволила получить высокую явку, да и нужный результат во многом обеспечила.
И все же повестка первых месяцев нового президента была подчеркнуто мирной. Медведев чаще всего говорил о близких ему темах судебной реформы и борьбе с коррупцией, для которой и нужен независимый суд. А вот к понятию «суверенная демократия» относился скептически, подчеркивая, что лишних определений здесь не нужно. Однако термин решили не списывать полностью. В июне на встрече с политологами автор идеологического ноу-хау Владислав Сурков предложил наполнить его новым смыслом.
Суверенную демократию придумали в 2005 г., сразу после «оранжевой революции» и протестов против монетизации льгот. За три года ситуация изменилась: Украина превратилась в площадку для политической мыльной оперы, а угроза народных волнений в самой России стала призрачной. Идеологический арсенал нуждался в конверсии. Даже «Наши», которых растили, чтобы в случае чего не допустить «оранжевый» народ на площади, стали превращаться в движение карьеристов, ориентированных на семью и успех. «Суверенная» могла бы стать «демократией развития» — такой вариант обсуждался на экспертных посиделках в Кремле и на госдачах.
Война усложнила картину. Россия настояла на своем, несмотря на все протесты и давление Запада, то есть на деле доказала свое понимание суверенности. Между тем через неделю кабинет Владимира Путина должен утвердить концепцию развития до 2020 г., обещающую превратить Россию в развитую страну. Минфин может ожесточенно спорить с Минэкономразвития о снижении НДС или с Минздравом — о пенсионной реформе. Но стратегические цели понятны: основа общества — средний класс, международный финансовый центр в Москве, экспорт высокотехнологичной продукции, вклад в мировой ВВП почти как у Японии. Мало похоже на программу правительства, ориентированного на изоляцию и холодную войну.
Расставить все точки над i должно президентское послание, с которым Дмитрий Медведев, по данным SM, обратится к Федеральному cобранию до середины ноября. Сам президент в последние недели убеждал собеседников, что война не собьет страну со стратегического курса. «Я вам скажу откровенно, у меня на войну ушел весь прошлый месяц, а его можно было бы потратить гораздо более продуктивно», — жаловался Медведев зарубежным политологам из клуба «Валдай». «Все задачи, касающиеся развития экономики, расширения предпринимательской, творческой и личной свободы, будут решаться без ссылок на то, что страна находится в особом положении, вокруг враги» — это уже на встрече с представителями общественных организаций в минувшую пятницу. Но делать вид, что ничего не произошло, нельзя — президентское послание по факту будет послевоенным. Новую Мюнхенскую речь на Старой площади не готовят. «Холодной войны с экономическими санкциями не будет — погрязнем в дипломатии», — говорит источник, близкий к администрации. Реагировать придется не только дипломатам, но и экономистам. Ссора с Западом совпала с волной финансового кризиса. Оба фактора делают невозможной модель, по которой развивается Россия последние годы, — инерционный рост за счет дорогой нефти и дешевых денег. И власть, и бизнес, и граждане привыкли к профицитному бюджету, росту прибыли и реальных доходов. Зачастую — без особых усилий. Больше так не получится — эту неприятную мысль президенту придется донести до элиты и народа.
ПЕРЕСТРОЙКА И УСКОРЕНИЕ
В начале сентября два политолога — член Общественной палаты Дмитрий Бадовский и гендиректор Агентства политических и экономических коммуникаций Дмитрий Орлов, — не сговариваясь, предложили один и тот же термин, описывающий возможную повестку-2009 — «принуждение к модернизации». «Важно удержать мобилизационный импульс, оставшийся от войны», — объясняет Бадовский воинственность формулировки. Внутри власти, по его мнению, борются уже не либералы и силовики, а сторонники активной модернизации и «рантье», привыкшие к стабильности и не желающие идти на непопулярные меры. Лентяев надо принуждать.
До сих пор элита успешно сопротивлялась. Про создание современной экономики власти твердят лет пять, с тех пор как научились решать более насущные проблемы, например собирать налоги и платить внешние долги. Но главным двигателем российского ВВП остается нефть — достаточно посмотреть, как фондовый рынок реагирует на динамику сырьевых цен. Главный научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Яков Паппэ указывает, что «институты развития», во множестве созданные за последние годы, только закрепляют сырьевой характер экономики. Например, для финансирования из Инвестиционного фонда отобрано 20 проектов на общую сумму 342 млрд руб., но из них только один — строительство в Зеленограде фабрики по производству микросхем по технологии 45-65 нанометров — можно отнести к инновационным. Все остальное — освоение новых месторождений либо строительство автомагистралей в крупных городах и железных дорог, нередко к тем же месторождениям. Госкорпорация «Ростехнологии» специально создавалась для «содействия экспорту высокотехнологичной продукции», но пока ее самые громкие проекты далеки от заявленной цели: авиаперевозки и все та же добыча сырья.
В тучные годы было больше разговоров о модернизации, чем реальных дел, —
и так неплохо. Теперь Кремлю придется давать новый импульс чиновникам, но уже на фоне рассерженного Запада и дорогих денег. В самой идее реформ сверху ничего нового для России нет. Но как понимать модернизацию? Сейчас спорят две модели, рассказывает президент Фонда эффективной политики Глеб Павловский. Первую можно назвать европейской, ее цель — строительство открытой экономики, основанной на инновациях. Вторая — экстенсивная, в ней ведущую роль играет оборонка, а стимулом для развития во многом служит внешняя угроза. «Этот вариант несет больше рисков, — предупреждает Павловский. — Предполагается, что мы опытным путем будем проверять, что нам позволено во внешнем мире». В действующей властной паре президент Медведев скорее склоняется к первому варианту, а вот премьер Путин предпочитает не проявлять своих взглядов. Пока тандем работает без сбоев, и будущее президентское послание, скорее всего, отразит консолидированную точку зрения.
Чего там точно не будет, так это различных политических послаблений. Это подтверждает и курс на дальнейшее укрупнение и так уже немногочисленных российских партий, в рамках которого «Единая Россия» только что поглотила Аграрную партию. Все, что может ослабить управляемость — хоть электронными СМИ, хоть региональным начальством, — кремлевские собеседники SM считают преждевременным. Ростовский губернатор Владимир Чуб, обронивший две недели назад, что рано или поздно придется вернуть прямые выборы губернаторов, похоже, допустил фальстарт. Но и на полноценное закручивание гаек внутри страны власть не пойдет.
ПОЛУОСТРОВ РОССИЯ
«Представьте себе, что цены выросли в 3 раза. И все! Благополучие закончится, все разговоры о том, что у нас стабильность, закончатся. И авторитет ее закончится, этой власти. И никакой телевизор не сможет этого изменить». Это сказал не кто-то из деятелей «Другой России». Слова принадлежат на тот момент еще только избранному президенту Дмитрию Медведеву и взяты из недавно вышедшей книги интервью с ним Николая и Марины Сванидзе*. Президент прав. Всемогущий Кремль, способный с помощью подконтрольных СМИ навязать гражданам любую политику, — это из области мифов. Незадолго до последних президентских выборов профессор Лос-Анджелесского университета Дэниел Трейзман проанализировал динамику рейтинга Владимира Путина за восемь лет его правления. Оказалось, что любовь россиян к своему президенту более рациональна, чем принято думать. Количество граждан, выражавших доверие Путину, почти совпадало с числом тех, кто отмечал улучшение экономического положения своей семьи. Дмитрий Медведев, чью работу сейчас, по данным «Левада-центра», одобряют 83% россиян, унаследовал высокий рейтинг от Владимира Путина без всякого чуда — вместе с ростом экономики и надеждой на лучшее завтра. Когда есть что терять, часто становятся консерваторами.
Поэтому пока Западу вместо холодной предложена информационная война, да и то больше для внутренней аудитории. Уже после завершения военных действий в Грузии Первый канал почти демонстративно показал фильм Джульетто Кьезы, фактически возлагающий вину за теракты 11 сентября на спецслужбы США. Та же логика — и в повторе документального цикла журналиста Михаила Леонтьева «Большая игра». В нем рассказывалось, как сверхдержава XIX в. — Британская империя — ставила палки в колеса сугубо оборонительному и справедливому продвижению России на Кавказ и в Среднюю Азию. Великобритания, что бы там ни говорил по телефону министр иностранных дел Сергей Лавров своему британскому коллеге Дэвиду Милибэнду, неплохо подходит на роль врага. Можно превратить в пугало и Запад в целом. Такие действия помогают сплотить своих, но важно не переступить грань.
В ближайший год в Кремле будут востребованы уроки политической эквилибристики. Опыт есть — достаточно посмотреть на символы современной российской государственности. «Это синтез имперского, советского и демократического», — рассуждает глава Центра политических технологий Игорь Бунин. Советский гимн на новые стихи Михалкова, герб Российской империи, трехцветный флаг, который ассоциируется не только со старой Россией, но и с реформами Ельцина. Пантеон национальных героев получается тоже коалиционным. «Ленина и Сталина выносим за скобки, добавляем Жукова, но не как безжалостного маршала, а как солдатского полководца, Сахарова — как создателя водородной бомбы и критика неправильной афганской войны, об остальном умалчиваем», — конструирует Бунин.
Но важно не запутаться. Президент Медведев и премьер Путин присутствовали на похоронах автора «Архипелага ГУЛАГ» Александра Солженицына едва ли не в то же самое время, когда в Думе и ФСБ всерьез обсуждали возвращение на Лубянскую площадь памятника Феликсу Дзержинскому. Это странно, но каждый имеет право на свое мнение. Пытаться совместить несовместимое во внешней политике или экономических программах еще и опасно.
Людмила Романова
Андрей Литвинов
SM 35 (125) 22 сентября 2008